Рассказ был написан летом 2010 года.

СтудентЪ

В столовой Университета пахло вареным мясом и свежим хлебом. Для Димы этот запах сегодня казался почти райским ароматом, пусть даже он и корил себя за столь богохульное сравнение. Глядя, как дородная повариха отпускает порции его сокурсникам, юноша невольно пускал слюну, столь аппетитно выглядели наваристые щи и вареный картофель. К сожалению, сиротливо позвякивающая в кармане брюк мелочь убивала всякую надежду на сытный обед.
Поссорившись с отцом, Дима буквальным образом остался без средств к существованию. Репетиторство не покрывало долгов, да и чего греха таить – зачастую родители гимназистов платили ему вдвое меньше оговоренного, а то и просто гнали в шею, едва только их чадо осваивало азы арифметики и становилось способно сложить из трех пальцев кукиш. Однажды юноша не выдержал подобного обращения и влепил отцу ученика пощечину, назвав его подлецом и обманщиком при соседях. Тот, не долго думая, позвал жандармов, а все присутствующие с готовностью выступили свидетелями, наперебой рассказывая о «бандитских замашках» Димы. Проведя ночь за решеткой, он взял за правило подавлять как гнев, так и возмущение собственного желудка, негодующего по поводу скудного содержания.
Хорошо, еще, что руководство Университета поддерживало студентов и не давало им помереть с голода – каждый день в столовой ставилось несколько больших корзин с нарезанным хлебом для всех желающих. Уже к полудню, правда, он оседал в карманах и портфелях тех студентов, кто успевали придти первыми, так что бывшему с утра на лекциях Диме сегодня достались только крошки.
«Как же я до утра дотяну? – Мелькнула мысль. – С тремя-то копейками».
Оставалась еще надежда разжалобить повариху видом крайней нужды и выпросить у нее тарелку бульона, если конечно она была в хорошем расположении духа. Унижаться было постыдно и неприятно, но он и так вчера почти ничего не ел, а голодание еще никого до добра не доводило. От обилия вкусных запахов, витавших в воздухе, у него закружилась голова и на глаза навернулись слезы, так он был голоден, но когда до заветного прилавка оставалось всего пара шагов, на плечо ему легла крепкая ладонь, заставляя обернуться.
- Постойте, коллега, мне кажется, я мог бы сегодня Вас угостить, - на Диму смотрел молодой человек, с простым, честным лицом и аккуратно остриженными светлыми волосами.
- Не стоит, право, - замялся от неожиданности юноша, все еще не верящий, что незнакомец, вот так запросто накормит его обедом. – Я вряд ли смогу рассчитаться в ближайшее время…
- Пустое, отблагодаришь, когда сможешь, - кратко, по-деловому перебил его блондин. – Как зовут?
- Дима…
- Дмитрий, значит, - он крепко пожал руку и представился: - Сергей.
Пока новый знакомый расплачивался за еду, Дима попытался внимательнее рассмотреть его – но взгляд тут же зацепился за цветастую жилетку, сшитую по последней моде. Более того, он был единственным в столовой, кто не носил университетской формы.
- У меня сегодня занятий нет, - заметив удивленный взгляд, пояснил Сергей. – Просто поесть зашел.
Учитывая, что в университетской столовой кормили дешевле, нежели где-нибудь еще в городе, привыкший на всем экономить, Дима нисколько не удивился этому.
- Спешишь?
- Нет, - честно ответил юноша – приват-доцент Шекман, должный вести следующие две лекции внезапно простудился (а судя по слухам – подхватил сифилис). – Ух ты, суп и жаркое!
- Посидим, подискутируем, - Сергей улыбнулся, забирая свои тарелки и усаживаясь за свободный стол у стены.
Дискутировать в столовой было одно удовольствие – из-за постоянно царящего здесь шума, даже ближайшие собеседники едва слышали друг друга, не говоря уже об окружающих. Порой, случайно проходя мимо, Дима краем уха слышал откровенно крамольные вещи, но предпочитал делать вид, что его это нисколько не касается.
Первые несколько минут юноша просто утолял голод, склонившись над тарелкой и быстро поднося ко рту ложку, стараясь не упустить ни капли наваристого бульона. Приятное тепло растекалось по горлу и дальше, медленно опускаясь до желудка. Его неожиданный благодетель ел куда сдержаннее, и даже пытаясь поддержать беседу, вот только у Димы за ушами трещало от пережевывания, и он ничего не слышал, а только кивал время от времени.
- …Вот поэтому-то я и хочу обратить особое внимание на наше бедственное и бесправное положение, - как по писаному говорил Сергей, получая в ответ малопонятные «ага», «угу» или, в лучшем случае, задумчивое «эмм». – Вот Вы, Дмитрий… хотя, впрочем, давайте уже на «ты»?
- Ага…
- Мы – словно люди второго сорта, - завершил он мысль. – Пока учишься – можно ноги протянуть, приработок – грошовый, отношение у людей – отвратительное. Жилье – поганое… Вот, ты где живешь?
Жил Дима в комнатушке общежития, находившегося на Васильевском острове, и мог сказать по этому поводу весьма много, но рот его был занят пережевыванием мяса и картошки, а потому он просто кивнул, придав лицу весьма неприязненное выражение. Прошлой зимой он едва не закоченел, так как не имел возможности растопить печку, в иные же времена года в его жилище всегда стояла столь отвратительная сырость, что того и гляди можно было подхватить чахотку.
- Я одно время думал, чего ради мы терпим все эти страдания? – В голосе Сергея неожиданно остро звякнул металл. – А потом понял – Университет нужен для того лишь, чтобы делать революцию.
Дима вздрогнул, почувствовав, как по спине пробежался неприятный холодок. Угораздило же сесть за один стол с социалистом! И уйти – невежливо, и за один такой разговор можно снова в жандармерию угодить! Но, что самое страшное, где-то глубоко в душе юноша понимал, что его собеседник во многом прав.
С этого дня жизнь Димы сильно изменилась. Сергей познакомил его с товарищами в университете, объяснил, ради чего они борются и какими методами (раньше он наивно верил, что революционеры только стреляют и кидают бомбы в хороших людей). В основном вся их деятельность заключалась в написании распространении среди таких же как они студентов различных листовок. Иногда устраивались тайные собрания, где кто-либо (а чаще всего Сергей) выступал с пламенными речами, призывая молодых людей занять активную гражданскую позицию. Вот только, речами все и ограничивалось, поскольку студенты побаивались, что за открытое проявление недовольства их самое мало - отчислят, а может и вовсе, казаков натравят, как на рабочих в пятом году. Дима откровенно не понимал их малодушия, ведь сам он только теперь почувствовал, что его жизнь, до этого пустая и пресная, наполнилась смыслом. Наконец-то он делал что-то значимое, а не просто влачил жалкое существование на пятнадцать рублей в месяц, обучаясь профессии, к которой еще на первом курсе почувствовал сильнейшую неприязнь.
Впрочем, не смотря на сильный духовный подъем, в материальном плане жизнь его изменилась мало – он все так же голодал, пытался подрабатывать репетиторством и ютился в сырой каморке, однако теперь у него появилась надежда, что скоро все это может измениться (и, быть может, именно благодаря ему).
Одним весенним вечером Дима вышел из театра – ему удалось накопить немного денег, и он сходил на новую постановку «Вишневого Сада», поскольку с детства искренне любил и уважал Чехова, да и посещать театр считалось хорошим тоном. Погода выдалась приятная, и юноша решил немного прогуляться, но не успел он миновать и пары улиц, как кто-то крепко схватил его под локоть. Вырваться не получилась – хватка у незнакомца оказалась поистине железной.
- Не дергайся, - процедил он над самым ухом.
- Кто вы такой? – Возмутился юноша. – Если грабитель, то денег у меня нет…
В ответ мужчина показал ему удостоверение, и у Димы подкосились ноги. Сотрудник охранки буквально дотащил обессилевшего социалиста до ближайшего кафе и усадил за столик напротив респектабельного господина с импозантно закрученными усами и немного вспотевшей лысиной.
- Здравствуй, Димочка, - мягко произнес он, слегка улыбнувшись.
- Чего вам надо?! – Студент огрызнулся, пытаясь скрыть страх.
- Помочь тебе хочу, - продолжал жандарм. – Ты ведь снова за решетку не хочешь? Тут ведь и статья-то какая неприятная: подрывание государственных устоев. Это тебе не мелкое хулиганство.
- Я не понимаю!
- Глупость ты совершил, Димочка, - таким тоном, словно втолковывал что-то неразумному ребенку, ответил мужчина. – Когда связался с этими своими «товарищами». Вы же у нас все как на ладони видны.
Для большей наглядности он даже показал Диме пухлую ладонь.
- Ну что: ссылка, каторга. Не хочешь, ведь?
- А что я могу? – Голос Димы впервые дрогнул. В ссылку ему очень не хотелось, и жандарм явно чувствовал его страх.
- Ты можешь нам помочь… да что там – нам, - он махнул рукой. – Всей стране! Вы же, мерзавцы, ее изнутри подтачиваете, как термиты. Так что, выбирай – родине служить в меру сил и возможностей или на нарах, так сказать, куковать, Димочка.
- Хочешь, что бы я товарищей предал?!
- Какие они тебе товарищи? Преступники хуже убийц. А у тебя – отец уважаемый человек, профессор. Ты подумай, что с ним будет, если узнают, что его сын – социалист? А о матери ты подумал?
Ответа не было. Дима просто не знал что сказать.
- Да и живешь ты, мягко говоря, скромно, - продолжал искуситель. – Мы же, вполне официально, за помощь в раскрытии государственных преступлений положим тебе оклад в тридцать пять рублей. Ежемесячно.
Глаза у юноши сверкнули. Тридцать пять рублей! Это же целое состояние для голодающего студента! Прощай нищета! Но, поступиться принципами ради презренных денег? Это же все равно, что стать Иудой!
- А как же Сергей, - попытался ухватиться за последний довод юноша.
- Сереженька-то, - ласково произнес его имя жандарм. – Он уже давно мой агент. И, надо сказать – один из лучших…