Рассказы был написан летом 2010 года, в соавторстве с Т_О.
Даже у черта есть рога.
Золотой трон. Самоцветы. Жемчуг и слоновая кость. Роскошь окружала его даже в осажденной Заме. Роскошь, слепившая отважных, сводившая с ума мудрых, ставившая на колени непреклонных, плавящая души и перековывающая их по мерке нумидийского царя.
У ног его сейчас распластался человек, одним словом приводивший в движение многотысячные армии, вселявший трепет в сердца врагов и снискавший любовь соплеменников. Имя ему было Набдалса, он стенал и плакал, в тщетной попытке разжалобить сердце повелителя своими нелепыми оправданиями. Но царь держал в руках письмо, уличающее влиятельного нумидийца в измене, и мысли правителя сейчас были не о судьбе этого мерзавца. Набдалса – лишь слабое звено той цепи, что едва не сковала Югурту. Владыка пытался понять, где же он сам допустил ошибку? Когда потерял власть над людьми, еще недавно податливыми, будто воск? Ведь зачинщиком заговора был не кто иной, как Бомилькар – ближайший советник, правая рука. Обласканный и пользовавшийся величайшим царским расположением, но посмевший предать.
… Именно Бомилькар встречал Луция Кальпурния Бестию у ворот Цитры. Привечал, как высочайшего гостя: преподнося дары, достойные не консула Рима, но всего сената. Войска Бестии к тому времени захватили уже несколько городов, потому Югурта не жалел средств в стремлении поколебать решимость полководца. От подношений и боги становятся сговорчивыми, но Луций Кальпурний как будто хотел стать вторым Скавром. Верный Бомилькар, потерпев поражение на ниве подкупа, сообщил своему господину, что новый консул едва ли похож на алчных юнцов, которых посылали отцы-сенаторы ранее. Тех достаточно было поманить серебром, чтобы они закрыли глаза на преступления Югурты.
Но у любого человека есть слабые места, и в течение пяти месяцев царь выискивал ту единственную нить, тронув которую, можно было сдернуть с Кальпурния покрывало благочестия, обнажив его продажную сущность. Нумидийские послы покупали расположение приближенных Бестии, а сам правитель вел с ним долгие беседы, попутно отмечая для себя острый ум, предусмотрительность и …тщеславие римлянина. Югурта же умел тонко льстить.
Неужели человек, обладающий столь выдающимися умственными способностями, не видит, насколько зыбучи пески войны? Память Рима коротка, стоит ли малая благодарность отцов-сенаторов тех усилий, что готов принести в жертву Кальпурний? Ведь дружба Югурты сулит куда большую выгоду.
Его собеседник должен был пасть, сломиться под тяжестью доводов, вкупе с щедростью царя. И он пал. Караваны, груженые золотом, и три дюжины слонов - более чем скромная плата за восстановление мира после братоубийства и казни италийских торговцев. Бестия оправдал ожидания Югурты – и даже превзошел их, втянув в сговор самого неподкупного Скавра.
... Именно Бомилькара отправил Югурта в Рим во главе посольства, доверяя ему более других защищать свои власть, богатства и саму жизнь, когда алчность и тщеславие Бестии вызвали злобу плебса. Преданный слуга не тратил тогда времени даром и сумел разузнать все необходимое, чтобы после поведать Югурте, в какой опасности тот оказался. Кровь квиритов, пролитая нумидийским царем, вновь взывала к отмщению устами плебейского трибуна Гая Меммия, обличавшего продажных военачальников и тем самым все больше разжигавшего гнев толпы. Трибун этот требовал, чтобы Югурта явился в Рим для обвинения всех подкупленных им магистратов, и в случае отказа угрожал царю возобновлением войны.
Страх цепкими когтями тогда сжал сердце нумидийского владыки, ведь положение его казалось безвыходным: квириты жаждали крови – его или консулов, - но пойти им навстречу Югурта не мог, боясь жестокой мести со стороны Скавра, Бестии и множества иных знатных римлян, чьим слабоволием пользовался он раньше.
И все же, понимая всю безысходность своего положения, Югурта прибыл в Рим, надеясь на помощь и участие тех, кого могли погубить его правдивые слова, коль скоро он будет принужден произнести речь перед сенатом. Консул Бестия, более иных связанный с нумидийцем, отдалял момент народного собрания, используя все свое богатство и могущество, в то время как царственный пленник Рима изыскивал возможность обернуть все произошедшее к своей пользе.
С юных лет Югурта помнил одну неоспоримую истину: "важные птицы" ничем не отличаются от прочих - они тоже клюют с рук. А потому, скрываясь от разгневанных горожан, нумидийский владыка вступил в сговор со многими патрициями, угождая их порокам. Он вел тонкую игру, балансируя на грани страха, алчности и гордыни, привлекая на свою сторону все больше влиятельных людей, самым полезным из которых, без сомнения, оказался трибун Беббий.
Когда пришло время Югурте держать ответ перед горожанами за подкуп магистратов, Беббий от имени народа Рима велел нумидийскому царю сомкнуть уста и под страхом смерти не называть ни единого своего сообщника. Сенат принял такое решение с радостью и облегчением.
... Именно Бомилькару поручил Югурта самое опасное и деликатное из дел, когда его единоличное властвование в Нумидии было поставлено под угрозу, едва лишь он решил вопрос с римским сенатом.
Его племянник Массива внезапно возжелал оспорить власть Югурты. Кто надоумил его на это? Царь сомневался, что родственник сам дошел до этой мысли. Впрочем, это мало заботило его тогда, а теперь и вовсе было неважно. С неожиданным претендентом на трон необходимо было что-то делать, поскольку ненависть римлян к изворотливому правителю Нумидии, в который раз вышедшему сухим из воды, обернулась настоящей народной любовью к Массиве. Новые консулы оказывали сопернику величайшую поддержку, а плебеи, осмеянные и униженные собственным продажным трибуном, сделали из него живое оружие возмездия. Югурта же более не мог рассчитывать на помощь ни Скавра, ни Бестии, которые, лишившись своего доброго имени и влияния, не могли и не хотели более принимать участия в делах Нумидии. Продажные души всегда более расположены к тому, кто, по их мнению, сулит им большую выгоду, и потому один за другим приближенные Югурты стали переходить на сторону Массивы.
И тогда, в нелегкие для правителя времена, и потом, когда тучи снова сгущались, Югурта был уверен в верности лишь одного человека - Бомилькара. Никому иному царь не доверил бы исполнение приговора, который он вынес племяннику. Убийство соперника виделось Югурте единственным возможным выходом из сложившейся ситуации. Деятельный слуга изыскал и средства, и людей для выполнения ответственной миссии, более того – лично выяснил, какими путями ходит Массива, в каких местах бывает и в какое время. Смерть настигла царского племянника в тесном переулке, но судьбе было угодно, чтобы человек, нанесший роковой удар, был схвачен и предан суду, где, боясь расправы, указал своего нанимателя.
Югурта сделал все возможное, чтобы отвести подозрения от Бомилькара. Знал бы он тогда, как подлый предатель отплатит за то, что царь заставил полсотни знатных нумидийцев поручиться за его невиновность, оставил бы на растерзание римлянам. Но Югурта не знал, и голос раскаявшегося убийцы потонул в шуме лживых клятв - сенат признал обвинения несостоятельными, а дело предал забвению.
Уже скоро правитель Нумидии покинул Рим. Покинул победителем, до сих пор помня слова, сказанные вместо прощания: «Продажный город — тебя весь можно было бы купить, найдись покупатель!»
… Именно Бомилькару было поручено найти брешь в доспехах неподкупности Метелла, нового римского консула. Не сразу Югурта осознал, что боги свели его с противником не просто сильным, но равным ему самому, а в чем-то, может быть, и превосходящим. Метеллу удалось навести порядок в воинских рядах, тогда как нумидийский царь потратил не один год и несметное количество золота, чтобы праздность ослабила боевую мощь римских легионов. Когда враги преследовали нумидийского царя, гнали от города к городу, как раненного зверя, Югурта окончательно пал духом и утратил надежду. Зная, что поражение будет стоить ему и страны, и жизни, он готов был отдать Метеллу все, в обмен на обещание пощадить его и сыновей. Но соперник Югурты желал не простой победы, а полного триумфа.
Нумидийский царь слишком поздно понял, что против него используют его же приемы. Уже скоро все ближайшее окружение его было подкуплено хитрым Метеллом и готово выдать господина живым или мертвым. У Югурты оставался только один верный соратник – Бомилькар. Какими неведомыми ухищрениями римлянин заставил его пойти на предательство? Что посулил?
Югурта никогда ранее не задумывался о слабых сторонах Бомилькара. Ведь правителю не нужно было склонять его на свою сторону, нумидиец всегда был предан ему. И все же... Тщеславие? – нет, он никогда не стремился к власти и поклонению. Алчность? – едва ли Метелл мог бы одарить его больше, чем царь. Трусость? – мог ли Бомилькар испугаться, что, после заключения мира с Римом, Югурта выдаст его сенату?.. Мог.
Страх быть преданными заставляет людей самих становиться предателями.
Правитель еще раз пробежал взглядом по строкам письма. Бомилькар – коварный змей - обвинял Набдалсу в нерешительности и слабоволии, из-за которых их замысел однажды уже сорвался. Предостерегал, что если Метелл погубит Югурту раньше, вся оставшаяся жизнь будет для них сплошной пыткой. Царь горько усмехнулся: что, Метелл, и тебя не миновала участь быть преданным подкупленным соратником? Отшвырнув письмо в сторону, он тяжело опустился на трон. Золото блестело как-то тускло, самоцветы выглядели дешевыми подделками. Жемчуг был щербат, а слоновая кость пожелтела. Роскошь не радовала.
Завтра Бомилькара, Набдалсу и других изменников казнят. Только это не принесет успокоения. Югурта переводил тяжелый взгляд с одного вельможи на другого, с подозрительным прищуром смотрел на сыновей. Кому теперь доверять?..
Даже у черта есть рога.
Золотой трон. Самоцветы. Жемчуг и слоновая кость. Роскошь окружала его даже в осажденной Заме. Роскошь, слепившая отважных, сводившая с ума мудрых, ставившая на колени непреклонных, плавящая души и перековывающая их по мерке нумидийского царя.
У ног его сейчас распластался человек, одним словом приводивший в движение многотысячные армии, вселявший трепет в сердца врагов и снискавший любовь соплеменников. Имя ему было Набдалса, он стенал и плакал, в тщетной попытке разжалобить сердце повелителя своими нелепыми оправданиями. Но царь держал в руках письмо, уличающее влиятельного нумидийца в измене, и мысли правителя сейчас были не о судьбе этого мерзавца. Набдалса – лишь слабое звено той цепи, что едва не сковала Югурту. Владыка пытался понять, где же он сам допустил ошибку? Когда потерял власть над людьми, еще недавно податливыми, будто воск? Ведь зачинщиком заговора был не кто иной, как Бомилькар – ближайший советник, правая рука. Обласканный и пользовавшийся величайшим царским расположением, но посмевший предать.
… Именно Бомилькар встречал Луция Кальпурния Бестию у ворот Цитры. Привечал, как высочайшего гостя: преподнося дары, достойные не консула Рима, но всего сената. Войска Бестии к тому времени захватили уже несколько городов, потому Югурта не жалел средств в стремлении поколебать решимость полководца. От подношений и боги становятся сговорчивыми, но Луций Кальпурний как будто хотел стать вторым Скавром. Верный Бомилькар, потерпев поражение на ниве подкупа, сообщил своему господину, что новый консул едва ли похож на алчных юнцов, которых посылали отцы-сенаторы ранее. Тех достаточно было поманить серебром, чтобы они закрыли глаза на преступления Югурты.
Но у любого человека есть слабые места, и в течение пяти месяцев царь выискивал ту единственную нить, тронув которую, можно было сдернуть с Кальпурния покрывало благочестия, обнажив его продажную сущность. Нумидийские послы покупали расположение приближенных Бестии, а сам правитель вел с ним долгие беседы, попутно отмечая для себя острый ум, предусмотрительность и …тщеславие римлянина. Югурта же умел тонко льстить.
Неужели человек, обладающий столь выдающимися умственными способностями, не видит, насколько зыбучи пески войны? Память Рима коротка, стоит ли малая благодарность отцов-сенаторов тех усилий, что готов принести в жертву Кальпурний? Ведь дружба Югурты сулит куда большую выгоду.
Его собеседник должен был пасть, сломиться под тяжестью доводов, вкупе с щедростью царя. И он пал. Караваны, груженые золотом, и три дюжины слонов - более чем скромная плата за восстановление мира после братоубийства и казни италийских торговцев. Бестия оправдал ожидания Югурты – и даже превзошел их, втянув в сговор самого неподкупного Скавра.
... Именно Бомилькара отправил Югурта в Рим во главе посольства, доверяя ему более других защищать свои власть, богатства и саму жизнь, когда алчность и тщеславие Бестии вызвали злобу плебса. Преданный слуга не тратил тогда времени даром и сумел разузнать все необходимое, чтобы после поведать Югурте, в какой опасности тот оказался. Кровь квиритов, пролитая нумидийским царем, вновь взывала к отмщению устами плебейского трибуна Гая Меммия, обличавшего продажных военачальников и тем самым все больше разжигавшего гнев толпы. Трибун этот требовал, чтобы Югурта явился в Рим для обвинения всех подкупленных им магистратов, и в случае отказа угрожал царю возобновлением войны.
Страх цепкими когтями тогда сжал сердце нумидийского владыки, ведь положение его казалось безвыходным: квириты жаждали крови – его или консулов, - но пойти им навстречу Югурта не мог, боясь жестокой мести со стороны Скавра, Бестии и множества иных знатных римлян, чьим слабоволием пользовался он раньше.
И все же, понимая всю безысходность своего положения, Югурта прибыл в Рим, надеясь на помощь и участие тех, кого могли погубить его правдивые слова, коль скоро он будет принужден произнести речь перед сенатом. Консул Бестия, более иных связанный с нумидийцем, отдалял момент народного собрания, используя все свое богатство и могущество, в то время как царственный пленник Рима изыскивал возможность обернуть все произошедшее к своей пользе.
С юных лет Югурта помнил одну неоспоримую истину: "важные птицы" ничем не отличаются от прочих - они тоже клюют с рук. А потому, скрываясь от разгневанных горожан, нумидийский владыка вступил в сговор со многими патрициями, угождая их порокам. Он вел тонкую игру, балансируя на грани страха, алчности и гордыни, привлекая на свою сторону все больше влиятельных людей, самым полезным из которых, без сомнения, оказался трибун Беббий.
Когда пришло время Югурте держать ответ перед горожанами за подкуп магистратов, Беббий от имени народа Рима велел нумидийскому царю сомкнуть уста и под страхом смерти не называть ни единого своего сообщника. Сенат принял такое решение с радостью и облегчением.
... Именно Бомилькару поручил Югурта самое опасное и деликатное из дел, когда его единоличное властвование в Нумидии было поставлено под угрозу, едва лишь он решил вопрос с римским сенатом.
Его племянник Массива внезапно возжелал оспорить власть Югурты. Кто надоумил его на это? Царь сомневался, что родственник сам дошел до этой мысли. Впрочем, это мало заботило его тогда, а теперь и вовсе было неважно. С неожиданным претендентом на трон необходимо было что-то делать, поскольку ненависть римлян к изворотливому правителю Нумидии, в который раз вышедшему сухим из воды, обернулась настоящей народной любовью к Массиве. Новые консулы оказывали сопернику величайшую поддержку, а плебеи, осмеянные и униженные собственным продажным трибуном, сделали из него живое оружие возмездия. Югурта же более не мог рассчитывать на помощь ни Скавра, ни Бестии, которые, лишившись своего доброго имени и влияния, не могли и не хотели более принимать участия в делах Нумидии. Продажные души всегда более расположены к тому, кто, по их мнению, сулит им большую выгоду, и потому один за другим приближенные Югурты стали переходить на сторону Массивы.
И тогда, в нелегкие для правителя времена, и потом, когда тучи снова сгущались, Югурта был уверен в верности лишь одного человека - Бомилькара. Никому иному царь не доверил бы исполнение приговора, который он вынес племяннику. Убийство соперника виделось Югурте единственным возможным выходом из сложившейся ситуации. Деятельный слуга изыскал и средства, и людей для выполнения ответственной миссии, более того – лично выяснил, какими путями ходит Массива, в каких местах бывает и в какое время. Смерть настигла царского племянника в тесном переулке, но судьбе было угодно, чтобы человек, нанесший роковой удар, был схвачен и предан суду, где, боясь расправы, указал своего нанимателя.
Югурта сделал все возможное, чтобы отвести подозрения от Бомилькара. Знал бы он тогда, как подлый предатель отплатит за то, что царь заставил полсотни знатных нумидийцев поручиться за его невиновность, оставил бы на растерзание римлянам. Но Югурта не знал, и голос раскаявшегося убийцы потонул в шуме лживых клятв - сенат признал обвинения несостоятельными, а дело предал забвению.
Уже скоро правитель Нумидии покинул Рим. Покинул победителем, до сих пор помня слова, сказанные вместо прощания: «Продажный город — тебя весь можно было бы купить, найдись покупатель!»
… Именно Бомилькару было поручено найти брешь в доспехах неподкупности Метелла, нового римского консула. Не сразу Югурта осознал, что боги свели его с противником не просто сильным, но равным ему самому, а в чем-то, может быть, и превосходящим. Метеллу удалось навести порядок в воинских рядах, тогда как нумидийский царь потратил не один год и несметное количество золота, чтобы праздность ослабила боевую мощь римских легионов. Когда враги преследовали нумидийского царя, гнали от города к городу, как раненного зверя, Югурта окончательно пал духом и утратил надежду. Зная, что поражение будет стоить ему и страны, и жизни, он готов был отдать Метеллу все, в обмен на обещание пощадить его и сыновей. Но соперник Югурты желал не простой победы, а полного триумфа.
Нумидийский царь слишком поздно понял, что против него используют его же приемы. Уже скоро все ближайшее окружение его было подкуплено хитрым Метеллом и готово выдать господина живым или мертвым. У Югурты оставался только один верный соратник – Бомилькар. Какими неведомыми ухищрениями римлянин заставил его пойти на предательство? Что посулил?
Югурта никогда ранее не задумывался о слабых сторонах Бомилькара. Ведь правителю не нужно было склонять его на свою сторону, нумидиец всегда был предан ему. И все же... Тщеславие? – нет, он никогда не стремился к власти и поклонению. Алчность? – едва ли Метелл мог бы одарить его больше, чем царь. Трусость? – мог ли Бомилькар испугаться, что, после заключения мира с Римом, Югурта выдаст его сенату?.. Мог.
Страх быть преданными заставляет людей самих становиться предателями.
Правитель еще раз пробежал взглядом по строкам письма. Бомилькар – коварный змей - обвинял Набдалсу в нерешительности и слабоволии, из-за которых их замысел однажды уже сорвался. Предостерегал, что если Метелл погубит Югурту раньше, вся оставшаяся жизнь будет для них сплошной пыткой. Царь горько усмехнулся: что, Метелл, и тебя не миновала участь быть преданным подкупленным соратником? Отшвырнув письмо в сторону, он тяжело опустился на трон. Золото блестело как-то тускло, самоцветы выглядели дешевыми подделками. Жемчуг был щербат, а слоновая кость пожелтела. Роскошь не радовала.
Завтра Бомилькара, Набдалсу и других изменников казнят. Только это не принесет успокоения. Югурта переводил тяжелый взгляд с одного вельможи на другого, с подозрительным прищуром смотрел на сыновей. Кому теперь доверять?..